Они-то и напугали ее.
Что-то во всем этом было не так, но она не понимала, что именно. Очень напоминало интерьер спальни с фальшивыми стенами в мебельной секции какого-нибудь универмага. Все какое-то ненастоящее. У Сэм было такое ощущение, что ей предстоит раздеться и улечься в постель стеклянной витрины супермаркета. Только дело было не в этом.
А в чем-то другом. Она вздрогнула. Скажи ему: «Нет, спасибо». Скажи ему, что тебе надо немедленно уехать.
Но почему? Он же старался помочь.
Это ты так считаешь.
– Это совсем не похоже на то, что я себе представляла, – произнесла она. – Обычный номер. Очень мило. Куда милее половины гостиничных номеров, в которых мне приходилось останавливаться.
– Ну конечно, ведь нам необходимо, чтобы люди чувствовали себя здесь совершенно нормально.
– А я думала, что мне предстоит находиться в какой-то стеклянной кабинке.
– Нет, нам не нужно наблюдать за вами, пока вы спите. Мы получаем всю нужную информацию из распечатки. Я покажу вам комнату для наблюдения.
Когда они выходили из двери, мимо прошла очень прилежная на вид девушка со стопкой бумаг.
– Добрый вечер, доктор Хэйр, – поздоровалась она с заметным шотландским акцентом.
– Добрый вечер, Джейн. А это вот миссис Кэртис – наш новый объект.
Объект. Что-то вроде какой-нибудь лабораторной лягушки в формальдегиде?
– Добрый вечер, – вежливо ответила девушка, прежде чем исчезнуть на марше лестницы.
– Она одна из наших исследователей, в настоящее время учится в аспирантуре, – пояснил Хэйр. – Я покажу вам мой кабинет. Предпочитаю встречаться с людьми вне службы. Так спокойнее.
Они прошли по коридору, и он толчком распахнул дверь помещения, заставленного компьютерами, ящиками с карточками, заваленного бумагами. Здесь было немногим опрятнее, чем в той комнате у него дома.
Они проследовали еще дальше по коридору и очутились в небольшой, ярко освещенной комнате со множеством электрических приборов, компьютеров и двумя громоздкими приборами для построения графиков. Молодой человек лет тридцати сосредоточенно изучал листы с графиками. У него было угрюмое выражение лица, под глазами тяжелые черные круги. Он откинул со лба черные как смоль волосы и продолжал напряженно что-то изучать. Волосы опять упали ему на лоб, и он снова откинул их назад с некоторым раздражением.
– Ласло, я хочу вам представить…
Мужчина взглянул на них и устало потер глаза, явно недовольный тем, что его отвлекли.
– Миссис Кэртис? – произнес он отрывистым сухим тоном.
Не он ли вчера отвечал ей по телефону? Сэм улыбнулась:
– Да.
– Хорошо, – буркнул он и зевнул.
Она нахмурилась. Повисло неловкое молчание.
– Э-э-э… Ласло называет это помещение Хэлл-Хэлтоном, – сказал Хэйр, чувствуя неловкость.
– Вот как, – отозвалась Сэм.
Ласло опять уткнулся в свой график и снова принялся изучать его.
– Вы когда-нибудь бывали в лаборатории сна раньше, миссис Кэртис? – спросил он, не поднимая глаз.
– Нет, – ответила она.
– Ну, никаких проблем. – Он сделал авторучкой какую-то пометку на графике, сосредоточенно поджав губы. – Вам ничего не придется делать. Просто спать. – Он хихикнул, и это получилось у него неожиданно по-детски. – Просто спите. И смотрите сны. Вы будете развлекаться, а мы – работать. Правильно, доктор Хэйр?
Он произнес фамилию профессора так, словно в ней была заключена игривая шутка. Хэйр повернулся к Сэм.
– Люди не понимают, насколько утомительно исследовать сон, – сказал он. – Один из нас должен будет сидеть здесь всю ночь, наблюдая за графиком. Это очень обременительно для личной жизни исследователя.
Интересно, уж не из-за этого ли он и развелся, спрашивала себя Сэм.
– А нельзя оставить меня спать, а потом прочитать все это утром?
– Нет. Мы должны держать прибор под контролем. В ручках кончается паста, бумагу надо менять… – Он взял лист разлинованной бумаги, на котором она успела разглядеть голубые ряды, причудливые зигзаги прямых и извивающихся линий. – В каждой из этих линий заключено лишь двадцать секунд сна. На один ночной сон требуется две с половиной тысячи листов. Нам необходимо взаимодействовать со спящим. Если мы замечаем его необычную активность, то стараемся немедленно разбудить, выяснить, что происходит. А другая вещь, которую мы делаем, – это… – он гордо улыбнулся и легонько постучал по небольшой контрольной панели с рядом измерительных приборов и выключателей, – прозрачные сны, – сказал он. – Вам когда-нибудь снились прозрачные сны?
– А что это такое? – удивилась Сэм.
– Когда вы начинаете понимать во сне, что вы спите?
– У меня был один такой, – сказала она. – Очень давно.
– Правда? И вы смогли сделать с ним что-нибудь?
– Что вы имеете в виду?
– Вы были в состоянии контролировать этот сон? Воздействовать на него?
– Нет. Я просто понимала, что сплю.
– А вы много знаете о сне? Вообще о снах?
Сэм пожала плечами:
– Не очень, полагаю.
– А как часто вы видите сны?
– Обычно?
– Да.
– Ну, не знаю… раз или два в неделю.
– Нет. Вы видите сны каждую ночь. И все люди видят. В течение восьми часов сна у вас бывает от трех до пяти периодов сновидений продолжительностью от десяти-пятнадцати минут до тридцати-сорока минут. Но вы, по всей вероятности, не вспомните ни единого из них. Вы сможете вспомнить их, только если вы проснетесь посередине какого-либо сна или же сразу после него. – Он показал ей увесистую стопку листов с распечатками. – Вы настроены скептически. Вот, все это здесь. Если бы вы задержались подольше, я смог бы доказать вам это.