Тони Райли, их редактор, выключил верхний свет, и аппарат закрутился, зажужжал, тихонько пощелкивая. На экране показался капот автомобиля кремового цвета, длинный, шикарный, старомодный. Вот появилась чья-то рука и включила радиоприемник на приборной доске.
«Я в раю… я в раю… я в раю…». Сэм мысленно напевала слова песенки, которую еще не записали, ее четкий ритм будет сопровождать эти кадры. Камера отъехала назад, за рулем оказался молодой, очень модно одетый мужчина, едущий в ночи на большом «мерседесе» выпуска 50-х годов, с откидным верхом. Он барабанил руками по рулю в такт музыки и вел машину очень медленно, с этакой «ползучей» скоростью. Камера дала его лицо крупным планом, гладкое, самоуверенное, самовлюбленное, а потом переместилась вперед. Какая-то длинная узкая улица, фешенебельные дома с распахнутыми дверями по обеим ее сторонам.
Из каждой двери появлялась фривольно одетая девушка. Мужчина медленно проезжал мимо, внимательно разглядывая их, а они приближались, игриво прикасались к автомобилю руками, ногами, веточками растений, слегка приподнимали платья и демонстрировали чулки и подвязки. Мужчина вертел головой по сторонам, мурлыкая эту мелодию.
«Я в раю… я в раю… я в раю…»
Затем смена кадров, и вот уже на экране больничная койка, на которой лежит мужчина, а два санитара в белых халатах катят ее через улицу. Игривые девушки отскакивают в ужасе, когда койка проезжает мимо них, в молчаливом оцепенении наблюдая, как она останавливается около того же «мерседеса». Камера резко взмывает вверх и приближает изможденное лицо безнадежно больного молодого человека. В нем едва можно узнать того самоуверенного мужчину, который ехал на «мерседесе».
«Небеса или ад…» Эти слова автоматически пронеслись в ее голове. «Не перекладывайте выбор на другого. Пользуйтесь презервативами». Камера проезжает мимо койки и снова показывает брошенный «мерседес», пылающий на обочине дороги. А впереди вдоль улицы горят другие автомобили, и языки пламени вырываются из окон домов.
Аппарат с щелчком отключился, зажегся верхний свет. Молчание. Всегда это проклятое молчание. Первый режиссерский монтаж. Кен Шепперд так и предсказывал. Ну как же, режиссер, награжденный международными призами. Гонорар берет по двадцать тысяч.
Молчание затягивалось. «Мы уложились в бюджет, – думала Сэм. – Это моя заслуга. Кена надо держать в ежовых рукавицах, не то он за милую душу развеял бы все по ветру и лишил нас прибыли. Нет, в этом деле следует быть святее самого папы римского».
Том Хоуксмуир, высокий и мрачный сочинитель рекламных текстов, с короткой стрижкой светлых волос, которая молодила лет на двадцать его подпорченное пьянством лицо, тоже молчал. Молчали и Юэн Драйвер и Бентли Хьюз. Творческая группа посредников.
Первую ракету выпустил Хоуксмуир:
– Похоже, этот «мерседес» взят, черт подери, из какого-нибудь демонстрационного зала.
– А вот девушка, с горжеткой… не дать ли вам ее крупным планом, Кен, когда она забирается на капот и пытается этак очень живописно растянуться, а? – предложил Бентли Хьюз.
– Мы это не пробьем через руководство телекомпании и через миллион лет, – ответил Кен.
Мужчины зажгли сигареты. Кен, Том, Тони Райли. Трое из шести курили. Сэм тоже захотелось сигаретку. Очень захотелось. Дым защекотал в носу, и она чихнула. Потом открыла свою сумочку и порылась там, ища носовой платок, но его не оказалось. «Странно», – подумала она, продолжая рыться, расстегивая «молнии» на внутренних карманчиках, проверяя и их тоже. Она отчетливо помнила, что брала носовой платок, тот, на котором были вышиты ее инициалы, она могла бы поклясться, что клала его в свою сумочку.
– Эти вот девицы, – продолжал Хоуксмуир, – они просто не похожи на проституток. Они выглядят как миленькие молодые девочки в забавных платьицах, живущие по соседству.
– Я полагал, что именно в этом вся суть, – ответил с нажимом Кен.
– А в сценарии сказано: проститутки. Шлюшки. А не маленькие девочки, ради смеха нацепившие пышные украшения своих мамаш. – Хоуксмуир внимательно смотрел на Сэм. – А вы-то что думаете об этих девушках, Сэм? Считаете, что они сексуальны? – Он одарил ее мерзкой, плотоядной улыбочкой. – Что одни женщины в других находят сексуальным?
– Я всегда полагала, Том, что задача коммерческой рекламы – это заинтересовать подростков, – заговорила она, заметив про себя, что ей уже слишком долго приходится прилагать усилия, чтобы оставаться спокойной. – Я не думаю, что многие подростки ходят к проституткам. Они спят с девушками, живущими по соседству, и считают, что это безопасно. Мы постарались использовать девушек, которые, как нам казалось, вызывают интерес у подростков и мужского и женского пола.
– Давайте-ка вернемся назад, к той девушке с горжеткой.
– А давайте еще разок прокрутим весь ролик.
– А давайте-ка пописаем, – предложил Кен, когда они брели обратно по Уордаур-стрит.
День выдался хороший, ясный и бодрящий, несмотря на холодный, резкий ветер. Они нырнули в тратторию. Было рано. Чистые розовые скатерти и сверкающие столовые приборы, свежие палочки в упаковке – все аккуратно, не тронуто.
Сэм все еще чувствовала себя не лучшим образом, когда в седьмом часу уходила из конторы. Специфический привкус напитка из тмина, который они выпили вместе с кофе, до сих пор ощущался во рту. Она попыталась подсчитать, сколько же всего они приняли. Так… Две бутылки вина, а может быть, и три, потом ликер, как минимум по две рюмки… «Тебе надо прочистить голову», – сказал ей Кен.